– А через некоторое время нас нашел представитель некой конторы, которая помогала бездетным парам или таким же, как мы, родителям, потерявшим своего ребенка, усыновлять чужих брошенных детей. И так как мы уже не надеялись иметь своего, то с радостью вцепились в это предложение.

– Тем более у нас уже все было куплено для малыша. И кроватка, и коляска, и одежда, – сказала мать. – Мы ждали мальчика.

– Нас, правда, предупредили, что ребенок может оказаться инвалидом. Ведь именно таких чаще всего и бросают, – снова вступил отец. – Но мы даже обрадовались. Наш собственный ребенок ведь тоже был больной, и нам казалось, что это только справедливо будет, если мы, не сумев спасти свое дитя, поможем какому-то другому несчастному крохе. Вот так у нас и появился ты.

– Имя тебе мы не выбирали. Так тебя звали еще в приюте. Но мы приняли тебя как родного. И ты сразу к нам потянулся. Ты был такой хорошенький. Только видеть нас не мог, – мать всхлипнула.

– А откуда представитель этой конторы узнал про вас? – спросил Евгений.

– Сказал, что в роддоме получил информацию. Что часто находит похоронивших ребенка родителей, чтобы вернуть им радость жизни, – поделилась мать. – Их контора даже финансовую помощь иногда оказывала таким образом соединенным семьям. Помогала поднять детей на ноги.

– И про целителя нам тот же человек из конторы рассказал, – добавил отец. – После стольких лет вдруг разыскал нас и поделился новостью. Надоумил пойти и опробовать на себе силу чуда.

– Очень интересно, – прокомментировал Евгений. А потом сказал уже что-то совсем странное, заставив своих родителей усомниться, а в здравом ли он уме:

– А вы знаете, очень может быть, что ваш настоящий ребенок вовсе и не умер.

– Да ты что же такое говоришь? – ужаснулся отец.

– Пока это только предположение. Но я не удивлюсь, если и в этом окажусь прав.

– Да скажи же нам, что происходит! – взмолилась мать. – Не мучай!

– Мама, папа! Поверьте, вам этого лучше не знать. По крайней мере пока. Ради вашего же блага и вашей безопасности.

– Да он совсем нас напугать решил! – еще больше всполошилась мать.

Отец ничего не сказал, только обнял ее да глядел на Евгения во все глаза.

– А сестра моя ведь здоровая потом родилась, – продолжил тот. – Или с ней тоже была какая-то история?

– Нет, с ней было все в порядке.

– Как же вы решились на новую попытку?

– Мы ничего не планировали. Так само вышло и закончилось хорошо.

– Еще один аргумент в пользу моей теории.

И с этими словами он неожиданно сорвался из-за стола и бросился в прихожую надевать куртку.

Потом резко вернулся на кухню и сказал:

– Я очень люблю вас! И всегда буду любить! Не сердитесь, если что-то не так. И, пожалуйста, никому не говорите!

И ушел.

– Не нравится мне все это, – сказала мать.

– Я думаю, мы должны на него положиться, – постарался успокоить ее муж.

– А может быть, рассказать учителю? Он бы на него мог как-то повлиять, помочь.

– Сын же просил никому не рассказывать.

– Мы никому и не будем. Но учитель-то – это особый случай. На кого же нам надеяться, если не на него? И кому еще доверять?

– Может быть, ты и права, – согласился отец. – Надо подумать.

– А чего тут думать? Надо просто записаться к нему на прием. Пока будем ждать очереди, как раз и подумаем.

Отец как-то невнятно покачал головой: то ли да, то ли нет.

Раскольников не убивал старуху-процентщицу.

Намеревался это сделать, все тщательно распланировал, завернул деревяшку под видом заклада в несколько слоев плотной бумаги и навертел сверху продольно и поперечно огромное количество суровых ниток. Все это – да.

Поднялся по лестнице, был впущен Аленой Ивановной в квартиру, имел в специально приделанной под пальто тряпичной петле топор. Но в решающий момент так и не смог извлечь его на свет божий и применить в соответствии с первичным замыслом.

Пока она копалась, повернувшись к свету передом, а к своему потенциальному убийце задом, он мучительно боролся с собой, весь покрылся испариной, но бездействовал. Словно руки налились свинцовой тяжестью и – пытайся не пытайся – не поднимутся, не извлекут орудие возмездия за все несправедливости этого мира, которое могла бы понести на себе угнетательница нищего, но благородного студенчества Алена Ивановна.

И в то самое время, когда она мучилась с крепко обвязанной фальшивой папиросочницей, он дрожал, в полном соответствии с собственным определением жалкой твари.

А потом не выдержал этой муки и, резким движением выдернув из рук старушонки (аж пальцы ей оцарапал) замотанную деревяшку, выбежал из квартиры наружу, на воздух, так необходимый ему с его начинающейся лихорадкой.

Вскоре ему полегчало, хоть и разочаровался он в себе совершенно и на былых грезах о какой-то своей уникальности поставил крест.

Университет Родион Романович бросил, женился на Сонечке Мармеладовой и перебрался в глушь к родительнице и сестре, которая выучилась на белошвейку и даже сделала себе на этом поприще карьеру, пока ее романтичный и вместе с тем практичный муж Разумихин поражал провинциалов продукцией собственного издательства – все сплошь критикой оппозиционеров.

Гамлет тоже не убивал Полония. И Лаэрта, и Клавдия, и Розенкранца с Гильденстерном. Не становился он и причиной смерти Гертруды.

Он смирился со злой судьбой, которая дарует успех коварным предателям, и предпочел удалиться от светского мира, чтобы замуровать себя в раковине интеллектуального отшельничества.

Пусть себе власти предержащие тянут на себя лоскутное одеяло особых полномочий, лично он предпочитает уединенное созерцание гармоничной природы, а не лицезрение их паноптикума.

К тому же рядом с ним есть те, кто готов повторить отцовский подвиг смирения. Ведь женившись на беременной уже к тому времени Офелии, он вскоре обзавелся двойней, которая получала от мамы скромную ласку, а от самого Гамлета – постоянную возможность попрактиковаться в применении на практике жизненно важного кредо: принимай жизнь такой, какая она есть, и не пытайся ничего изменить.

Офелия всю жизнь называла супруга на вы и принцем. И всю жизнь носила украшения, подаренные им еще в период ухаживания, довольствуясь малым и избегая роскоши.

Ее отец Полоний, конечно, сетовал по этому поводу и сокрушался, что в дочери нет ни капли честолюбия, которое помогло бы ей бороться за трон, чтобы стать преемницей Гертруды.

А ведь у королевы не было детей, кроме Гамлета. И она, и Клавдий хотели было их заиметь, да возраст был уже не тот, увы.